|
Журналист 12-1978
Имя Аллы Пугачевой знают многие любители эстрады. Ей уделяют внимание журналисты на радио и телевидении, работники молодежной печати. Внимание прессы к ее творчеству усилилось после вручения певице Гран при на последнем фестивале в Сопоте.
Как относится сама артистка к тому, что о ней пишется и говорится? На вопросы корреспондента «Журналиста» отвечает Алла Пугачева.
АВТОРСКОЕ "Я"
— В будущем году на экраны выйдет фильм «Женщина, которая поет», где вы исполняете главную роль. Слышал, что и сама эта лента — о вас.
— Не совсем. В основу сценария были положены факты моей биографии. Но в жизни, конечно, все было куда сложнее. Главным в фильме для меня по-прежнему остались песни. Некоторые из них уже зажили вне экрана. Остальное же скорее проба — могу ли я сниматься в кино. Но, повторяю, главное для меня по-прежнему эстрада.
— В вашей победе в Сопоте, наверное, не последнюю роль сыграл выбор песни?
— Естественно. Я была уверена: «Все могут короли» больше никто исполнять не будет. А песня эта актерская, веселая, непринужденная — как раз на польскую публику, которая, кстати, уже была с ней знакома. Но на отечественной сцене «Короли» для меня уже пройденный этап, больше исполнять их, наверное, не буду.
— Жаль ушедшего. Поймет ли публика?
— Она хочет видеть меня сегодняшней, а не вчерашней. И если я сегодня окажусь на уровне — поймет. Удивительно другое. Смотрю я телевизор и слышу: «К нам пришла нота протеста: почему не показывают певицу Аллу Пугачеву? Сейчас мы вам ее покажем». «Интересно, что именно»,— думаю. Как раз в это утро «Московский комсомолец* сообщил, что «Сонет Шекспира» занял по популярности среди московской молодежи одно из первых мест. А на экране даже не вчерашнее — позавчерашнее «Очень хорошо». Я не раз обращалась на радио и телевидение с просьбой не пускать в эфир «Арлекино», «У последней черты» и другие давно записанные песни. Или по крайней мере говорить, что эти записи старые. Увы...
— Как же тогда вы относитесь к предстоящему выпуску диска «Арлекино» и другие»?
— Он выходит с напечатанной преамбулой: «Это диск для коллекционеров». Я не против старых записей, но обязательно в рамке их времени. Телевидение, грамзапись и радио — очередное подведение итогов, то, что сделано и уже позади.
— Но ведь люди судят о вас прежде всего именно по пластинкам...
— ...на которых я уже в прошлом. Я бы никогда не смогла стать студийной певицей, отказаться от сцены.
— Какая ваша запись была наиболее популярной?
— Пока рекорд держит «Арлекино»: 14 миллионов экземпляров.
— Не смущает ли вас тиражирование таланта? Зачем идти на концерт, когда Аллу Пугачеву можно услышать и дома, ту песню, что захочется?
— Я записываю либо те песни, что уже полюбились зрителям, либо те, которые со сцены петь не собираюсь. Но, вероятно, есть какой-то предел — и для грамзаписи и для телевидения, за которым у зрителя будет наступать усталость от конкретного артиста, пусть самого замечательного. К нему еще будут тянуться, но каждая дальнейшая встреча уже не прибавит популярности. Начнется обратный процесс. Со мною этого, к счастью, пока не произошло. На публику мне больше везет, чем иногда с прессой.
— Расскажите, пожалуйста, про это «иногда».
— Вот, посмотрите, как отреагировал на летние выступления ростовский «Комсомолец».
«Чего стоит хотя бы такое заявление зрителям:
— Дети — единственные, кто меня любит и понимает... Если бы не они, взрослые меня давно бы сожрали...
Кто бы вас «сожрал», дорогая Алла? Те рабочие, колхозники, строители, которые работали, пока вы учились в музыкальном училище и разъезжали на гастроли, а сейчас сидят в зале? Те самые люди, что шли на ваш концерт, как на праздник? Сколько же пренебрежения к ним нужно иметь, чтобы сказать таков? Ведь у нас не Запад, где распоясавшиеся панк-идолы сознательно плюют на публику, сравнивая ее с дворнягой, которую, чем сильнее пнешь, тем крепче будет любить и помнить».
В моем конферансе действительно была фраза о том, что «некоторые взрослые рады бы меня съесть*. Она относится к «детским» песенкам, легко объяснима дальнейшим текстом, связана с ним и именно потому совсем ни для кого не оскорбительна...
— Чего, на мой взгляд, нельзя сказать о процитированном абзаце. Я просмотрел весь материал. Если даже допустить, что концерт был неудачным, это не оправдание для плохо скрываемого недоброжелательства, фамильярности, развязности. «Дорогая Алла» и нелепое сталкивание людей производственного труда и искусства — лишь часть того, что бросается в глаза. (Кстати, помнится, «Советская культура» сообщила, что вы зачислены рабочим коллективом в одну из бригад коммунистического труда автозавода имени Лихачева). Обиден и отдает местничеством, несмотря на привязку к тексту, даже сам заголовок: «И другие... «Московского розлива». Необъяснимо отсутствие подписи под материалом, словно он редакционный. Пострадали не только вы, но и читатели. Вряд ли Светлана из г. Шахты, чье письмо с просьбой рассказать об Алле Пугачевой и ее гастролях предваряет выступление газеты, смогла получить объективное представление о том и другом.
— Самый прискорбный случай. Брали у меня интервью. Журналист прислал вопросы письменно. Я так же на них ответила. Приносит почитать в уже отредактированном виде. Читаю. На вопрос о любимом писателе было — Михаил Булгаков. А здесь, смотрю перечислены чуть ли не все члены редакционной коллегии того литературного издания, которое представлял интервьюер. «Это еще зачем?» — спрашиваю. «Чтобы материал прошел». За дверь я его мгновенно выставила да вдогонку еще ответственному секретарю позвонила, чтоб воздали по заслугам.
Словом, что было, то было. Но ведь и помогали мне журналисты. Да еще как! Не появись, например, в «Литературной газете» статья Польской «Тайны черного диска», думаю, не было бы и двойного альбома песен «Зеркало души» (само его название, кстати, подсказано статьей Б. Славиной из «Советской Эстонии»). Исполненный доброжелательной критики материал Н. Некрасовой «Такой трудный звездный час Аллы Пугачевой» в ленинградской «Смене»просто помог в работе. Еще мне запомнилась статья Н. Смирновой «Театр песни Аллы Пугачевой» в журнале «Театр».
— Одно время интервью с вами пошли, что называется, косяком. И похожи были, как рыбы в косяке.
— Я не сразу почувствовала опасность в том, что мне задавали одни и те же вопросы. Например: «Ваш творческий путь?» Если я говорила, что только вчера рассказывала об этом другому корреспонденту, мне абсолютно уверенно отвечали: «Это другая газета. У них другой читатель». И открывали блокнот. Теперь, когда меня так спрашивают, я говорю: подготовьте, пожалуйста, какие-нибудь другие вопросы. Это уже было.
Нас с вами объединяет по крайней мере, то, что все мы работаем для широкой публики. И с этой точки зрения многое в журналистах меня удивляет. Актер на сцене обязательно заботится о драматизации. Журналист почему-то иногда избегает ее даже в мелочах. На вопрос об ощущениях после выступления в Сопоте я сказала, что совесть моя была чиста, потому что сделано все, что в моих силах. А один уважаемый мной газетчик отредактировал ответ так: «Мне было очень хорошо, сделала все, что было в моих силах и даже больше». Перед этим говорится, что накануне конкурса я неожиданно заболела воспалением легких. Представляете, как мне было «хорошо»! И для чего все так сглаживается? Чтобы читатель не волновался? Но я тоже читатель и люблю волноваться и сопереживать с теми, о ком пишут.
Многие журналисты, что приходили с вопросами, видели меня лишь по телевидению. А ведь полезно бывает присмотреться «к объекту» повнимательнее.
Помню, на гастролях в Свердловске подошла ко мне журналистка Э. Айбадуллина и говорит: «Пожалуйста, не обращайте внимания, что я немного побуду рядом, понаблюдаю, чтобы потом написать. А если вам самой захочется пообщаться со мной, только рада буду». И — никаких вопросов. Меня это так удивило, что я предложила ей встретиться в самое удобное для нее время. И она наблюдала, спрашивала и опубликовала в молодежной газете статью, которая, может, и не во всем совершенна, но говорит о многом, чего другие не замечали...
...С первых шагов на сцене я старалась и пением и игрой передать свое мироощущение. Все, о чем я пою,— искреннее выражение моих мыслей, моего отношения к жизни. Для меня сценический образ как скульптура — кусок мрамора, от которого отсечено все лишнее.
— Что именно?
— Все, что остается дома и за кулисами. Я не сторонница представлять себя кому-либо вне сцены. Пусть актер остается для зрителя немного недосказанным, таинственным, что ли. Не хочу, чтобы меня разложили по полочкам. Мне трудно понять желание пришедшего в гости фоторепортера непременно сфотографировать меня у кухонной плиты. А когда однажды прочла, что умею и люблю стряпать, то даже рассердилась. Да, умею, люблю — но ведь не делаю этого: времени нет.
— В каком жанре чаще пишут о вас журналисты?
— Мамино хобби — собирать газетные вырезки. Их много. Одно только интервью корреспондента АПН А. Куранова, опубликованное в газете «Московский комсомолец», перепечатали десятки областных газет. Но преобладают отчеты с концертов. Такая участь эстрады. Оперу, балет, кино рецензируют всерьез, разбирают музыку или особенности постановки. Легкий жанр чаще всего и ругают и превозносят с легким сердцем, мимоходом, не удосужив себя анализом. А он нужен — основательный, доброжелательный. Понимаю, для этого раз побывать на концерте мало. Но и результат будет иным, куда более полезным и для артиста в его работе и для самого широкого зрителя, ибо популярность эстрады сейчас чрезвычайно велика.
Слово «доброжелательный» я употребила не случайно. Будь критиком, никогда бы не забывала, что не ошибается только тот, кто не ищет. Удача не всегда сопутствует эксперименту. А в любом виде искусства нет ничего опаснее, чем топтание на месте.
— Как вы относитесь к слову «звезда»?
— Газеты иногда меня так называют. И обычно ставят кавычки. Звезда в кавычках выглядит непонятно, иронически. Либо без кавычек, либо никак... Вообще почему-то принято чрезмерно осторожничать со всем, в чем есть хоть какой-то элемент яркой, броской подачи материала, даже оправданный. В искренней заботе о вас же вам говорят: «Да не надо этого... Не надо... Зачем?..» До сих пор не пойму, почему, например, фирма «Мелодия» убрала из оформления альбома «Зеркало души» текст: «Премьера этой пластинки состоялась в космосе 1 января 1978 г. Запись транслировалась на борт орбитальной космической станции «Салют-6». Ведь так и было, и в газетах об этом писали.
— Судя по прессе, эстраде больше всего недостает требовательности и хорошего вкуса.
— Проблем много. Большие, постоянные трудности с репертуаром. Очень плохо с техническим оснащением. Я завидую самодеятельным оркестрам: они нередко оснащены куда лучше профессионалов. Порой исполнителям приходится выбирать не самый близкий по духу и по исполнению ансамбль, а тот, где деловой руководитель обзавелся хорошей аппаратурой.
— Что вы читаете из периодики регулярно?
— «Правду», «Литературную газету», «Неделю», «За рубежом». Люблю «Московский комсомолец». Особенно — за рубрику «Звуковая дорожка МК».
— Почему?
— «Звуковая дорожка» вводит молодого читателя в мир современной популярной музыки, помогает в нем ориентироваться, воспитывает вкус. И одновременно помогает работникам искусства учитывать мнение публики, которое много весит. Ведь это публика отвела достойное место «Дню Победы» Тухманова — песне, ритм которой поначалу смутил кое-кого из профессионалов. Для многих из нас знакомство с «Музыкальным парадом» «Звуковой дорожки», где определяется степень популярности различных советских и зарубежных песен, пластинок (значит — и композиторов, исполнителей) стало необходимым. Столь же полезное дело делает журнал «Клуб и художественная самодеятельность». А вот многие другие издания упорно не замечают, что пластинки так же, как и книги, есть сейчас чуть ли не в каждом доме...
— И даже в тех, где книги не в почете.
— Верно. К тому же эфир — отечественный, зарубежный — буквально затоплен легкой музыкой, далеко не одинаковой по качеству. И тем не менее рецензия на спектакль, книгу для нас дело привычное, на пластинку — редкость. В этих условиях некоторые вопросы, которые задает читателям клуб любителей грамзаписи газеты «Советская культура», мне кажутся не очень-то актуальными. Конечно, хорошо знать, какая пластинка такого-то композитора была записана, скажем, в 1934 году. Но не сводится ли здесь все лишь к состязанию эрудитов, музыкальному кроссворду? Достаточное ли уделяем внимание одному из самых массовых явлений современной культуры? Ведь выпуск диска-гиганта для певца или композитора не менее важное событие, чем новая книга для писателя или фильм для режиссера.
— Не тяготит ли вас популярность?
— Она мне нравится. Стать популярным — значит стать ближе к своему народу. Раньше я представить не могла, что это такое, когда идешь по улице и все тебя узнают. Мне так хорошо, что готова со всеми здороваться.
— И тем не менее нашу беседу прерывают звонки незнакомых людей, на лестничной площадке свежие пятна масляной краски — закрашены очередные стенописные поздравления. Ручка двери сломана, номер оторван...
— Увы, все это так. Как говорится, у медали есть оборотная сторона. Но ведь от этого она не перестает быть медалью?
— У вас есть последователи, ученики?
— Хотелось бы надеяться, что будут. И что они не будут похожи на меня, станут говорить с публикой от своего лица, петь своим голосом.
Иногда я думаю, что брошу петь довольно скоро и стану преподавать. Нет, не петь учить — для этого училища есть, консерватория, а, так сказать, уже дальше шлифовать грани таланта. Закрою глаза — вижу студию...
— А когда открываете?
— Спохватываюсь, что уже давно пора собирать вещи в очередную гастроль. И в который раз напоминаю себе, что пора бы взяться за подготовку большого концерта. Часа на полтора без антракта. Необходимо сделать его очень хорошо. Только на себя рассчитывать не приходится. Нужен кордебалет, костюмы. Звуковая аппаратура. Инструменты. Свет. В музее Скрябина я наблюдала (слышала? видела?) свето-музыкальную феерию с лучом лазера. Вот оно — самое то! А как вы думаете?..
Беседу вел М. ШПАГИН.
|
|
|
|
